— Двери, — с недоумением ответил придурок. По его мнению, наверняка все сказано кристально ясно. Он старательно принялся говорить очень четко, видимо, принимая их за идиотов. — Не то. Не вышло. Плохо. Все плохо. И первый. Гад. Бил.
«Мосол, что ли?» — подумал Сашка. Уточнять неинтересно. Понять бы хоть что-то.
— И потом. Злые. Противные. Закрыть. Навсегда. Уничтожить.
Его глаза непрерывно бегали по их лицам и временами разъезжались в разные стороны. Вполне возможно, замечательный медицинский случай, годный для диссертации, однако толку от откровений было немного.
— Дорогу в другой мир закрыть? Как? Уйду на ту сторону, картина останется здесь. Уничтожу эту — там продолжат использовать.
— Муть, — глубокомысленно сообщил псих. — Без разницы.
— Если это называется «состояние улучшилось», что тогда ухудшилось? — еле слышно пробурчала Карина.
Псих уставился на нее с укоризной. Безусловно, все прекрасно услышал и остался недоволен комментариями. Глаза часто моргают, и слеза потекла.
— Не понимаю, — сознался Сашка. — Объясни. Ты ж видишь — я готов помочь. Как? Что я должен сделать?
Того перекосило уже всерьез. Некоторое время он трясся, потом сел ровно и заговорил:
— Мечта. Найти. Мир. Другой. Правильный. Там хорошо. Я думал. Много. Сильно. Глубоко. Дверь. Не важна. Просто облегчение. Идти в дверь.
— Уже лучше, — сказала Карина.
— Не сбивай его, — потребовал Сашка. — Продолжай, Бронислав.
— Она не злая, — сообщил псих, — обычная дура.
— Тихо! — прошипел Сашка, не дожидаясь возмущенного ответного диагноза.
— Обычным не понять. Ты — можешь.
— Почему я?
— Ты долбанутый на всю голову, — уверенно заявил псих.
Карина отвернулась, и плечи ее затряслись. Очень смешно.
— Картина не нужна, — твердо сказал сумасшедший художник. — Тебе не нужна. Прошел — порядок. Пути существуют. Таблетки тоже необязательны.
Ага, понял Сашка. Он чего-то здесь психотропного предварительно нажрался. Хорошо, нам гашиша хватало, а не пришлось трескать всякую гадость. Растормозить сознание требуется, так, что ли?
— С ними в первый раз, — продолжал нудеть свое псих, уже не разделяя каждое слово и достаточно внятно. Разговорился. — Смог. Поверил, не существует барьера. Представь нужное место и иди.
— Куда угодно?
— Да! — страстно сказал псих. — Любой мир. Только все обман. Нет нигде ничего приятного. Он существует помимо… — Замолчал и опять перекосился. Сидел и безмолвно раскачивался.
Сашка терпеливо ждал пять минут и, сообразив про отсутствие продолжения, попытался уточнить:
— Существует помимо изначальных представлений? Мир меняется независимо от твоих желаний? Ты сам задаешь параметры? Ты можешь влиять на обстановку?
Нет ответа. Может, он слов таких не знает?
— Я могу тебе чем-то помочь? — присаживаясь на корточки, чтобы смотреть прямо в глаза, спросил Сашка.
— Закрой, — ответил псих сразу. — Исправь ошибку. Больше никогда.
— А почему? Ведь можно и другой мир.
— Запрещают. Говорят, неправильно.
— Кто?
— Голоса. Вот здесь, — он показал на голову. — Все время. Говорят, говорят. Не хочу! Не хочу! — закричал на весь парк. Это уже были не дерганья, а реальные судороги. Он свалился со скамейки и принялся подвывать в голос, корчась. Люди оглядывались, и к ним заспешил здоровый парень в белом халате поверх ватника. И халат не слишком свежий, и ватник уютно-советского вида. Санитар, к гадалке не ходи. Подойдет — непременно орать начнет.
— Уходим? — отшатнувшись, нервно спросила Карина. — Медиков с вопросами нам только не хватает.
— Смываемся. Похоже, главное он сказал. А уж получится или нет, надо проверять на практике. Спасибо и за это. Огорошил всерьез.
— Слушай, — спросила Карина уже на автобусной остановке, — а что он такое сказал о твоей голове?
— Контузия у меня была. Только потом все тщательно проверяли и ничего не нашли. Полный порядок. Даже справка имеется. Годен к строевой. Голосов, тьфу, тьфу, не слышу. Не дай бог! Без рук и ног люди живут, без ума — только мучают окружающих и родственников. Им как раз все равно, они не понимают, но страшнее нет ничего. Не осознавать себя и не отвечать за поступки.
Карина сидела на кухне в дикой с точки зрения Сашки позе, подложив ногу под себя, и, прихлебывая кофе из большой чашки, с интересом наблюдала за его бессмысленными попытками пройти сквозь стену. Стукаться было неприятно. При этом он упорно представлял здешнюю квартиру, но другую комнату. Имелась опаска угодить по прежнему адресу в «секретку». Только не сейчас.
— Может, мы чего-то не так поняли? — сдаваясь после пятой пробы, спросил он. — Или у меня фантазии не хватает мысленно изобразить правильное место.
— Или он просто идиот, — охотно согласилась Карина. — И я заодно. Поверила в дикие россказни. Сознавайся, ты приехал из Урюпинска и в пьяном виде потерял документы.
— Хотелось бы, — изучая стенку, сознался Сашка. — Может, нажраться всерьез? Мы все время под балдой ходили в картину.
— Или нет, — решила она. — Ты явный английский разведчик.
— Почему английский? — с удивлением обернулся Сашка.
— Я утром ясно слышала в речи британский акцент.
— Правильно. Классический английский понимают везде. Нас и учат по эталонному произношению Oxford English. А на самом деле толком никто языка не знает, включая учителей. Вбивать в головы тупым школьникам азы много знаний не требуется. Практически везде экзамен сдают на количество слов. Не на понимание или скорость. Ну, — самокритично признал, — ездящие за границу теоретически должны знать. Практически — опять немногие. У остальных произношение матерное. Свободные гулянья и общение с иностранцами у нас не поощряются. Разговорной практики нет за отсутствием свободного общения, и нет необходимости углубленного изучения, а письменный совсем не так произносится, как пишется.