— Гадость какая, — отдышавшись, сказал Игорь. — Разбавляют они, что ли, потихоньку?
— Пробка была на месте, проверял. Я и говорю — зажрался. Давно ли «Туркестанку» приличной считал? Натуральный самогон. А мы пили и за удачу считали!
— Вот и плохо, что для всех пить нормально. Алкаша даже жалеют. А он ничего хорошего за собой не тащит. Запретить бы или, на худой конец, задрать цену до небес. Ты хоть представляешь, сколько травматизма и миллионов потерянных рабочих часов в результате выходит по стране?
— Да вроде все нормально, — удивился Сашка, — вон… — Он показал на огромный телевизор под потолком: разобрать, что именно говорят, не представлялось возможным из-за постоянного шума вокруг, но картинка была достаточно красноречивой. — Очередную миллионную тонну чугуна выдала на-гора новейшая доменная печь. Куда мы его деваем, не в курсе? На ванны пускаем? Ядра для пушек давно перестали производить.
— И вроде много не выпил…
— «Приходит член общества трезвости на завод, — уверенной рукой разливая по стаканам, поведал Сашка. — С проверкой и контролем. Особливо за травматизм. Начальник цеха подводит визитера к токарю Иванову:
— Вот наш передовик.
— Очень хорошо, — обрадовался гость. — А скажите, если бы выпили стакан вина, вы бы смогли так же ударно работать?
— Не знаю, — пожал плечами токарь.
— А два стакана?
— Не уверен…
— А целую бутылку ноль-семьдесят пять?
— Так ведь работаю, как видите…»
— Я серьезно! — обиделся Игорь.
— А если серьезно, то ты прав и неправ одновременно. Уменьшить потери — задача правильная и даже решаемая, только отнюдь не так. Повысить цену — так в момент, когда она станет запредельной, начнется повсеместное самогоноварение. Это без сомнений, не ты первый задумался. Где-то там, — Сашка показал на потолок, — просили рекомендацию. Вот я и ознакомился. Бороться с самогоноварением будет абсолютно бесполезно. Если спрос есть, найдутся и производители. И статья в УК не поможет. Участковые вполне себе люди. Пока их гоняют, бегают, а постоянно следить не станут. Других обязанностей хватает. Только самогонщики без контроля выпускать станут. Без фильтров. Отрава. Да и начнут повсеместно употреблять самые разнообразные заменители, вплоть до дихлофоса и тормозной жидкости. Покойников будет масса. Просто от непищевых суррогатов и горящих с утра труб. Наркотики опять же. Сейчас дорого и опасно, а превысит доход риск — и возьмутся за это дело всерьез. Тут и расстрелы не помогут, найдутся добряки хоть из «черных». Совсем запретить пить — так есть два замечательных примера. США в двадцатые годы и Россия во время Первой мировой. Результат нагляден.
— Ты еще сообщи, что революция из-за сухого закона случилась!
— А это не мешало бы проверить! Хорошая тема для диссертации. Жаль, не утвердят. Помнится, в фильмах возбужденные толпы шли ломать в феврале винные склады. Любопытный такой момент. Не за хлебом — за водярой ломанулись. Пили и пить будут, но деньги пойдут в криминал. Это еще при условии, что мы не знаем, сколько алкогольных денег в бюджете. Производство — копейки, продажа — рубли. Не удивлюсь, если очень солидный кусок. Уйдут они — и за счет чего верстать расходную часть? Вот и выходит, дешево продавать плохо — много пить станут. Дорого — не менее опасно, примутся за самогоноварение. В Госплане не идиоты сидят, баланс соблюдают.
Он замолчал и намекающе поднял второй стакан.
— За здоровье детей не откажешься? Вот и все так, — сказал с насмешкой, дождавшись, пока Игорь выпьет и заест сосиской, — не отказываются в компании. Идейных борцов с алкоголизмом наблюдать не приходилось. Разве больные какие. Язвенники. Воспитание у нас такое. Культура общения. Так принято, и все с детства видят: просто так не сидят. И вместо психолога — собутыльнику душу изливают. Не нажирайся до свинского состояния — и никто слова не скажет.
Он проглотил содержимое стакана не поморщившись и продолжил:
— А выпить иногда необходимо. Как баба Ксения умерла, сидел вроде деревянного. Все пытался разобраться, правильно все делал или можно было лучше. А потом на поминках хлопнул стакашек и захорошело. Жизнь не кончилась. Наверное, не очень красиво звучит, положено долго мучиться и страдать, но реально помогло. Меру знать надо. Представляешь, у меня дома в холодильнике бутылка хранится, и никак не выпью. Сам обычно желания не имею, а праздники мы на работе отмечаем. Даже на День пограничника не тянет надраться и в фонтане понырять. Но ведь не абстинент.
— Ты вообще на встречи ветеранов не ходишь?
— Один раз сунулся, еще в студенчестве, и навсегда удалился. Люди либо языком болтают, либо квасят не по-детски. Кстати, недавно своих знакомых по роте пробил по эмвэдэшной базе данных. Один совсем спился, другой под машину попал, тоже под этим делом, еще двоих в соответствующем состоянии убили.
— А остальные?
— На остальных уголовных дел не заводили. Может, пьют тихонько, а может, стали знатными механизаторами и передовиками производства. Четверо из почти шести десятков оставшихся в живых, кого я помню, проходят в базе данных, остальные нет. Неплохой результат. Мы ребята правильные были и молодые. Я верю — приспособились к мирной жизни. Могло быть гораздо хуже.
— И не пробовал пообщаться?
— Нет. Это прошло, и в воспоминаниях о героическом прошлом не нуждаюсь. «Помнишь?» — непременно спросят. Слишком хорошо. Мне этого выше крыши хватило.
То-то ты помалкиваешь о прошлом и демонстративно отмечаешь день рождения с госпиталя, не пытаясь поделиться. Совсем я не уверен в полном восстановлении памяти, не пытаясь мешать, решил Игорь. Не часто он так раскрывался. Все-таки нервничает из-за своих непонятных дел.